1
Главная Контакты В избранное
Ваш браузер: ; Версия:
Приветствуем Вас, Гость
Регистрация | Вход
  • Новости партнеров

    Сейчас на сайте работают

    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0
    Посетители за сегодня:
  • Главная » Статьи » Российская Империя

    Была ли Россия "тюрьмой народов"?
    Была ли Россия "тюрьмой народов"?

    Как с высоты сегодняшних знаний о судьбах нашей страны и мира оценить территориальное расширение России, сопровождавшееся включением в ее состав целого конгломерата земель и народов? В оценках здесь недостатка нет, но они часто носят диаметрально противоположный характер.

    В последние годы особенно активны те аналитики, которые видят в территориальном расширении Российского государства прежде всего и главным образом негативные последствия - и для самого «имперообразующего этноса», и особенно для «других народов». Реанимируются некогда весьма популярные, но, казалось бы, давно отброшенные наукой откровенно политизированные представления о России как «тюрьме народов» и «агломерате накраденных провинций» (формулировка передовиц одной из социал-демократических польских газет начала XX в.)1.

    Как известно, выражение «Россия - тюрьма народов» восходит к сочинению заезжего французского литератора маркиза А. де Кюстина «Россия в 1839 году»; по общему мнению, оно было весьма далеко от объективности, но стало популярным у всякого толка революционеров. Ревностные приверженцы этой формулы никогда не отличались глубиной проникновения в тот материал, которым пытались оперировать. Нынешние ее адепты в своих суждениях не только поверхностны, но и крайне тенденциозны, демонстрируют плохое знание конкретно-исторического материала и руководствуются в основном эмоциями, в том числе - застарелыми «национальными обидами» и иными, далекими от науки соображениями и мотивами.
    Жизнь когда-нибудь и в изучении «национального вопроса» все расставит на свои места. Пока же для торжества истины надо сделать максимально доступными для массового читателя на всей территории бывшего СССР мнение тех серьезных исследователей, которые, несмотря на политические катаклизмы и идеологические коллизии последних лет, остаются на почве реальных фактов и, кроме того, сохраняют способность «видеть за деревьями лес», т. е. учитывать при анализе тех или иных событий и явлений историческую перспективу и ставить их в один ряд с аналогичными процессами и явлениями в других регионах и странах.
    Знаменательно, что к «национальной» проблематике в последнее время обращаются не только те исследователи, которые ее давно и целенаправленно разрабатывали, но и многие крупные, авторитетные ученые, ранее изучавшие совсем другие проблемы и потому имеющие возможность взглянуть на национальную политику Российской империи свежим, «не замыленным» взглядом. К их числу, например, принадлежит Н.И. Цимбаев. В своем выступлении на «круглом столе», состоявшемся в 1993 г. в МГУ и посвященном историческим судьбам русского народа, он дал глубокий анализ национальной политике и межэтническим отношениям в России, начиная с XVI в.

    По мнению Цимбаева, «стержнем российской политики в отношении присоединяемых народов была не национальная, а социальная ассимиляция, когда местные правящие верхи не уничтожались, не изгонялись, не лишались своего привилегированного положения... а включались в состав господствующих в России сословий, сохраняя, как правило, свою веру, свои особые права и преимущества... Вплоть до второй половины XIX в.., - считает Цимбаев, - социальная ассимиляция верхних слоев покоряемых и присоединяемых племен и народов служила той твердой основой, на которой строилась российская политика постоянной территориальной экспансии. Успех этой политики не был, конечно, повсеместно одинаков... Но в целом российское правительство могло быть уверено не только в своей военной силе и дипломатическом искусстве, что позволяли подчинять народы, но и в своем административном умении держать их а повиновении. После вхождения в состав России местная знать, сделавшись незаменимой частью правящей системы, без долгих колебаний отдавала свои знания, опыт и авторитет делу укрепления Российского государства»2.
    В.В.Трепавлов, известный специалист по истории межнациональных отношений, приходит к аналогичным выводам. Он подчеркивает, что в России «одним из главных принципов имперской государственности была надэтничность, предполагавшая верность престолу вне зависимости от языка и вероисповедания». При этом «сам процесс формирования российского дворянства представлял собой постепенное интегрирование различных по происхождению людей и семей в единую аристократическую корпорацию... Российское дворянство, - пишет Трепавлов, - оказалось этнически открытым сословием, и на место в его рядах мог в принципе рассчитывать любой представитель нерусской элиты»3.

    Той же точки зрения придерживается и Вахтанг Чкуасели, директор Института прокризисных исследований, и обращает особое внимание на то, что возможность делать карьеру на российской государственной службе элита присоединенных народов могла независимо от того, какой характер носило это присоединение - добровольный или через завоевание4.
    Уточняющий характер носит одно из замечаний А.А. Преображенского на «круглом столе», состоявшемся в 1989 г. в Звенигороде и посвященном истории формирования Российского многонационального государства. «Конечно, нельзя говорить о некоем равенстве представителей народов в делах управления страной, русская администрация, вне сомнений, преобладала», - отметил Преображенский и вместе с тем указал на тот факт, что во второй половине XIX - начале XX вв. элита российского общества - дворянство - наполовину состояло из представителей нерусских национальностей (точнее - неправославных вероисповеданий)5. На полиэтничность российской элиты указывается и в коллективной монографии «Национальная политика России»: «По переписи 1897 года только 53 % потомственных дворян называли родным языком русский. Это свидетельствует о том, что почти половину их составляли потомки польской шляхты, украинской казачьей старшины, остзейских рыцарей, грузинских князей, мусульманских ханов и беков»6.
    Примеры социальной и культурной ассимиляции нерусских элит в ходе территориального расширения Российского государства приводятся в последнее время во многих исследованиях, правда, не всегда с соответствующими этому явлению оценками и комментариями. Так, Ю.В.Любимов в очерке о русской колонизации Сибири обратил внимание на такой факт: после падения Сибирского ханства «многочисленная родня Кучума, несмотря на то, что представляла сторону противника государства, получила такие же права, которыми обладала русская знать». По мнению Любимова «это был не особый случай, а такова была традиция...»7.

    Г.А. Аванесова вслед за Г.Ф.Быконей усматривает одну из особенностей чиновного деления дореволюционной Сибири в том, что в процесс складывания контингента классных чиновников там были втянуты и представители родовой верхушки (в основном якутов, бурят, татар), некоторым из которых «удавалось добиваться статуса российских дворян и соответствующих служебных назначений»8.

    Анализируя итоги присоединения Казахстана к России, Н.Е.Бекмаханова и Н.Б.Нарбаев не обошли вниманием и судьбы местной элиты, отметив, что «часть местной аристократии, родоплеменной знати была приравнена к служилому сословию согласно «Табели о рангах» 1722 г., получила за службу дворянское звание, классные чины, жалованье, награды - медали и ордена, земельные владения». Было подчеркнуто также, что казахи имели право «свободно перемещаться по России и за рубежом, зачисляться в купеческое, мещанское и казачье сословия». И хотя они были освобождены от службы в регулярной армии (разрешался лишь набор волонтеров во время войн), «российское законодательство не ограничивало прав казахов поступать на государственную службу»9.

    Как один из важнейших каналов рекрутирования местной элиты рассматривается некоторыми исследователями и офицерский корпус Российской империи. Ими приводятся весьма красноречивые цифры, свидетельствующие, в частности, что в начале XIX в. генералитет российской армии на 38 % состоял из лиц с «нерусскими фамилиями», из которых около половины являлись выходцами из Прибалтики, а православные среди высшего командования (вместе с единоверцами из Греции, Закавказья и Балкан) составляли лишь 65,5 %10.

    Любопытную точку зрения на значение ассимиляции национальных элит для жизни империй высказал директор Института проблем глобализации М.Делягин. Он полагает, что непосредственной причиной распада СССР явился «отказ его руководства от культурной ассимиляции национальных элит (как это было в царской России) и пестование их особенности... Проблема СССР была в том, что центральная власть не ассимилировала элиты, а, напротив, выращивала их; они ее в конце концов и съели»11.
    Как бы то ни было в СССР, но политика социальной и культурной ассимиляции национальных элит, красной нитью проходившая через весь имперский период истории России, действительно являлась одной из важных причин прочности Российской империи.

    * * *

    Анализируя другие причины этой прочности, нельзя не отметить, гибкость российской национальной политики в целом. Правящие круги России в своем стремлении удержать под своей властью новые территории, как правило, старались приспосабливаться к местным условиям и не форсировать процесс перехода присоединенных народов к общегосударственным стандартам подданства и управления12. Разнообразие стратегий по управлению периферийными зонами многие современные исследователи (включая зарубежных) вообще рассматривают как главный залог долгой жизнеспособности Российской империи13.
    Национальную политику царской России нельзя, разумеется, идеализировать, как, впрочем, и подходить к ней с мерками ныне декларируемой морали и этики. (Еще раз напомним, что абсолютное большинство народов Российской империи было включено в ее состав в полном соответствии с господствовавшими тогда морально-этическими и правовыми нормами, а это обстоятельство, как уже отмечалось, далеко не всегда учитывались и учитываются суровыми критиками «русского царизма»). Нельзя, в частности, не видеть, что и в России национальной политике были не чужды элементы «классической» имперскости, включая действия по древнему как мир принципу «разделяй и властвуй». Давно известно, например, что некоторые высокопоставленные чиновники активно использовали в своем арсенале борьбы с набегами кочевников противоречия между калмыками и казахами, башкирами и татарами, казахами и башкирами14. Но это все же было скорее исключением из правил, чем правилом. Серьезные ученые в последнее время не раз обращали внимание как на «отсутствие в российской политике тенденций геноцида в отношении присоединенных народов», так и на то обстоятельство, что в Российской империи «методы беспощадного разорения и ограбления завоеванных стран и народов... никогда не практиковались»15. Такие методы были крайне невыгодны правящим кругам страны, постоянно обеспокоенным «малолюдством» своих подданных, особенно - на окраинах.

    Но даже если бы у правителей России и появилось желание уничтожить какой-то народ, чисто технических возможностей для этого у них было немного. Ведь Российская империя была в военно-техническом и экономическом отношениях слабее ведущих западноевропейских держав, не останавливавшихся при строительстве своих империй перед истреблением целых племен и народов. Не случайно знаменитый и уникальный в своем роде скоропалительный указ Сената от 1742 г. «искоренить немирных чукчей вовсе» (в ответ на их все более дерзкие нападения на русских переселенцев и находившихся в российском подданстве юкагиров и коряков) всерьез так никто и не пытался осуществить, и военные экспедиции на Чукотку закончились полной «конфузней»16. (По словам специально изучавшего этот вопрос А.С. Зуева, делая ставку на насильственный метод подчинения, «русская сторона не смогла обеспечить его военно-техническими, фортификационными, материальными и организационными мерами, соответствующими природно-климатическим условиям отдаленного региона и специфике военных действий против неорганизованного, но воинственного противника». Кроме того, у российской администрации не было должных стимулов к развертыванию широкомасштабных военных действий по «покорению» Чукотки из-за ее бедности пушниной.) В итоге русские власти просто отказались от силовых методов присоединения полуострова, и оно произошло мирным путем к концу XVIII в.17

    В редконаселенной Сибири правящие круги были кровно заинтересованы в максимальном сохранении численности и платежеспособности реальных и потенциальных налогоплательщиков, особенно тех, кто добывал пушнину, долгое время выполнявшую для нашей страны функции своеобразной валюты («мягкого золота»). Еще классик сибиреведения С.В.Бахрушин считал необходимым отметить «заботливое, хотя и не бескорыстное отношение центрального правительства к инородцам» Сибири18. Центральная власть шла крайне неохотно на карательные меры даже против совершавших тяжкие преступления аборигенов (грабивших казенные грузы, убивавших ясачных сборщиков и т. д.), предпочитая прощать тех, кто «приносил свои вины». А самых упорных «непослушников» предписывалось «смирять» лишь «небольшим разореньем»19.

    Такая политика порой проводилась в ущерб прямым интересам переселенцев. Случалось, что местные «князцы» сильно злоупотребляли готовностью Москвы закрывать глаза на убийства русских людей и после «принесения вины» не только тут же брались за прежнее, но и подбивали своих соплеменников на антирусские выступления, ссылаясь при том на собственную безнаказанность20. Историки отмечали также беспомощное положение русских промысловиков, подвергавшихся во время охоты нападениям аборигенов. Напуганные строгими запретами «жесточить иноземцев» и предпринимать против них самовольные действия, «промышленные люди» жаловались в Москву, что «без государева указу собою оборониться» и «иноземцев против побивать» они не смеют21. Конечно, далеко не все «промышленные» и даже служилые люди были столь законопослушны: случаи грабежей и «на- сильств» с их стороны фиксируются многими источниками. Но в данном случае важно отметить сам факт опасения «государевой опалы» за действия, направленные против ясачных людей.
    ...Для западных окраин империи, вошедших в состав России в XVIII в., была характерна еще большая осторожность в национальной политике, особенно - в отношении остзейских немцев. В своем стремлении сделать их надежной опорой престола, Петербург не реагировал даже на притеснения русских в Прибалтийском крае22. Весьма своеобразной была также политика центральной власти по отношению к российским мусульманам. При Екатерине II попытки их христианизации (кстати, довольно слабые) были оставлены и заменены курсом на свободу исповедания ислама, подкрепленным «высочайшим» обещанием охранять мусульманскую веру, выделением казенных денег на строительство мечетей и созданием (для контактов с властью и соответствующего надзора) мусульманских духовных управлений. Крымскотатарская и волжско-татарская знать была уравнена в правах с российским дворянством23.
    Главные причины подобной толерантности, скорее всего, прозаичны. Особенности как внешней, так и внутренней политики российских властей в значительной мере определялись тем, что по своему экономическому и военному потенциалу Россия, как уже отмечалось, существенно отставала от ведущих европейских стран, а по геостратегическому положению находилась, по сравнению с ними, в гораздо менее выгодном положении. Отсюда и более гибкая, чем в большинстве других империй, национальная политика, и стремление использовать для улаживания конфликтов прежде всего мирные методы, и включение без особых сложностей в состав своего господствующего класса элиты завоеванных народов...

    * * *

    В последнее время, пытаясь выяснить причины прочности Российской империи в течение по меньшей мере двух столетий, историки дали немало общих характеристик ее национальной политики и межэтнических отношений на ее территории. Н.И. Цимбаев в этой связи выделяет «два исторически обусловленных обстоятельства.
    Первое: Россия была империей без имперской нации. Она принципиально отличалась, к примеру, от Австрийской империи, где господствовали немцы.
    Второе: Россия была империей, где отсутствовало жесткое противопоставление подданных, принадлежавших к одной конфессии, всем остальным. Этим она отличалась от Османской империи, в которой мусульманин (необязательно турок-осман) всегда признавался правым в споре с немусульманином.

    Основной принцип Российской империи - деление социальное, сословное, а не национальное или религиозное. Особенно строго этот принцип выдерживался в XVIII - начале XIX вв., когда в России находили желанное убежище представители народов и исповеданий, которые преследовались на своей родине»24.

    В.В.Трепавлов считает, что «в России сложилась особая цивилизационная структура (локальная цивилизация), которой присущи определенные алгоритмы взаимной адаптации множества народов и друг к другу, и к государству в целом... Здесь сказались и огромные расстояния, и открытая, демократическая русская культура, и возможность обходить суровые законы, и традиционная установка правящих кругов на сотрудничество с этническими элитами, и многое другое. Все это сплачивало полиэтническую систему, придавало ей прочность, превращало в "непоколебимый столп" (как выразился казахский хан Абу-л-Хайр)»25.
    А по мнению Л.Н.Гумилева, «весь XVIII в. соседние народы по инерции воспринимали Россию как страну национальной терпимости - именно так зарекомендовало себя Московское государство в XV-XVII вв. И поэтому все хотели попасть "под руку" московского царя, жить спокойно, в соответствии с собственными обычаями и с законами страны»26. Здесь, как обычно у Л.Н. Гумилева, не обошлось без преувеличений, но в целом с мыслью о национальной терпимости как одном из принципов внутренней политики России следует согласиться.

    Аналогичной точки зрения придерживаются многие исследователи. Так, А.И. Вдовин обращает внимание на принципиальное неприятие правящими кругами России национализма как такового и приходит к следующему заключению: «Царская власть относилась к несанкционированному русскому национализму с таким же подозрением, как и к национализму нерусских народов. В знаменитой триаде "самодержавие, православие, народность" последняя понималась "туманно, отнюдь не в этнографическом смысле, а больше как умонастроение, - писал известный историк русского зарубежья Н.И.Ульянов. - К ней относились все преданные престолу, независимо от национального обличья и веры"... Н.И.Ульянов считал истинным суждение В.А.Маклакова о том, что "чистое самодержавие" не понимало смысла национальной проблемы по причине равенства в его глазах всех национальностей»27.

    На научной конференции, состоявшейся в Вашингтоне в 1990 г. и посвященной внешней политике Российской империи, говорилось, что «в исторически формировавшейся как многонациональная Российской империи всегда отсутствовали традиции "зоологического национализма", "апартеида" или же поисков "чистоты крови", ибо в конечном счете во внимание принимался лишь один критерий - служение интересам России...»28. Важной особенностью Российской империи считается также отсутствие в числе ее подданных людей «второго сорта», вроде метисов, мулатов и квартеронов - типичных для колоний западноевропейских стран. Дети от смешанных в расовом отношении браков, если были крещены, никак не отличались в правовом отношении от русских29. Примечательна позиция по этому вопросу некоторых наших западных коллег, в целом весьма далеких от идеализации российского прошлого. Так, исследователь этнических проблем американец Р. Шермерхорн, настаивающий на неразрывности понятий «империализм» и «расизм», еще в 1970 г. счел необходимым оговориться, что история знает одно исключение: «Российская империя расизма не знала никогда»30. На основании каких данных историки из бывших автономий пишут, что «деспотическая система» в России поддерживалась «державным шовинизмом русского народа, считавшегося выше всех "инородцев"»31, - Бог весть...

    * * *

    Национальная терпимость «верхов» невозможна в стране, где нет национальной терпимости у «низов». И русский народ проявил это свойство своего характера с давних времен, что не могло не облегчить правящим кругам проведение гибкой национальной политики. (Российским властям и в этом отношении крупно повезло со своим народом). «Русские могли стать костяком столь большого государства исключительно благодаря своей этнической терпимости к другим народам», - уверен Р.Г.Абдулатипов, бывший министр по делам национальностей РФ32.

    Исследователи обращают внимание на тот факт, что ни в устном народном творчестве, ни в русской классической литературе не воспевался русский человек как господин и повелитель других народов, что в иерархии духовных ценностей русского народа никогда не превалировали черты высокомерия, что русскому сознанию была чужда как религиозная, так и этническая нетерпимость, а наоборот - была присуща «комплементарность», т. е. способность мирно уживаться с представителями других рас, национальностей и вероисповеданий. Немало написано и об удивительной пластичности восточных славян вообще, их способности к вживанию в чужие этносы, приводившей порой к ассимиляции не русскими, а русских33.

    Любопытно суждение о русском народе выдающегося идеолога и просветителя крымско-татарского народа Измаил-бея Гаспарлы (Гаспринского). «Наблюдения и путешествия убедили меня, - писал он, - что ни один народ так гуманно и чистосердечно не относится к побежденному, вообще чужому племени, как наши старшие братья, русские. Русский человек и простого, и интеллигентного класса смотрит на всех, живущих с ним под одним законом, как на своих, не высказывая, не имея узкого племенного себялюбия... Служащий или образованный мусульманин, принятый в интеллигентном обществе, торговец в среде русского купечества, простой извозчик, официант в кругу простого люда - чувствуют себя одинаково хорошо и привольно, как сами русские, не тяготясь ни своим происхождением, ни отношениями русского общества, так что образованные мусульмане, имевшие случай знакомиться с разными европейскими обществами, наиболее близко, искренне сходятся с русскими людьми. Это не более как следствие едва уловимого качества русского национального характера...». В.В.Карлов по поводу этого высказывания пишет: «Такие социально-психологические особенности межэтнических взаимодействий русского народа со всеми его партнерами были подготовлены многовековым опытом контактов и общения...»34.

    Интересное дополнение к этому материалу дает сравнительный анализ русского присутствия в Средней Азии и английского в Индии, проведенный С.В.Лурье. Ею, в частности, показано, что если англичанам было свойственно не просто пренебрежительное, а прямо-таки вызывающе хамское отношение к индийцам и полное игнорирование их чувств, то русские в Средней Азии демонстрировали совсем другие свойства. В местах совместного проживания с «туземцами» русские быстро усваивали местные наречия. В школах практиковалось совместное обучение детей разных национальностей. Сторонних наблюдателей удивляло, что «туземцы» запросто ходили к русским в дома, в то время как для англичанина принять у себя в доме даже европейски образованного индуса было чуть ли не подвигом35.

    Кстати, обычай русских и аборигенов ходить друг к другу в гости имел давние традиции. В XVI-XVII вв. он фиксировался источниками применительно к Поволжью, Уралу, Сибири и вызывал серьезное беспокойство церковных иерархов, опасавшихся за духовное здоровье своей паствы, тесно общавшейся с иноверцами36.

    Историки давали различные объяснения русской толерантности. Писали о том, что она веками вырабатывалась в условиях постоянных контактов с иными народами и в известной мере воспитывалась православием37. Известный философ и публицист «первой волны» русской эмиграции И.А. Ильин вообще считал возможным говорить не только о русской, но и о «православной терпимости» в целом. «Весь смысл бытия русского народа, весь "Свет тихий" православия погибли бы, если бы мы хотя бы один раз в нашей истории стали бы на путь Германии и сказали бы себе и миру: мы есть высшая раса...»38.

    Исследователи указывают и на отсутствие резкого социального различия между русским и другими народами империи, а применительно к восточной окраине страны - на «отсутствие той резкой грани, которая отделяет... человека европейской культуры от дикаря»39. Объясняют комплементарность русских и их многочисленностью: «Обычно национальное чувство возбуждается в результате притеснения или даже угрозы денационализации», «многочисленному и раскинувшемуся на огромной территории русскому населению это, естественно, не угрожало»40.

    Но в публицистике последних лет встречаются и иные оценки русской толерантности. Тот факт, что русские «так и не научились повелевать», подобно «западным» народам, одними авторами констатируется с нотками сожаления41, другими же не слишком грамотно используются как повод для прямых упреков в адрес «имперообразующего этноса». Так, некто В.Шевелев в одной из некогда популярных газет заявил: «У русского народа... не хватило ни духа, ни самосознания, ни численности, чтобы стать народом-победителем, подобно древним римлянам, персам, византийцам, а позднее англичанам... Русский народ оказался не так воспитан, не так образован и не так культурен, чтобы стать достойным хозяином великой империи»42.

    С оценкой роли и места русских в созданной ими империи вообще происходят интересные метаморфозы, обычно, правда, весьма далекие от объективного подхода к столь непростому вопросу. Русский народ не стал в Российской империи господином, и над этим обстоятельством в последнее время все чаще иронизируют те же заступники «порабощенных народов», которые требуют от русских покаяния за «многовековое угнетение» и «великодержавный шовинизм». Отсутствие национальной спеси может теперь рассматриваться и как чуть ли не еще одно подтверждение «рабской сущности русского национального характера» (выражение писателя В.С.Гроссмана, популярное в начале «Перестройки»)...
    И еще на одном аспекте истории межэтнических отношений в Российской империи хотелось бы остановиться. В последнее время возрастает интерес исследователей к фольклорным материалам, содержащим оценки и характеристики русских различными народами43. Вырисовывается действительно любопытная картина, но проецировать ее на реальные этнокультурные контакты - дело рискованное. Если, например, попытаться по дошедшим до нас пословицам и поговоркам судить о взаимоотношении русских и татар, то придется делать вывод об их постоянной и глубокой вражде, что, однако, противоречит твердо установленным историческим фактам. По крайней мере русские и татарские крестьяне (т. е. самая многочисленная категория населения этих народов), как правило, прекрасно ладили друг с другом44.

    * * *

    По мнению российского исследователя Г.С.Кнабе, «основная цель всякой империи - извлечение выгод для народа, ее создавшего, за счет народов, в нее включенных»45. Подходит ли такой признак имперскости к России?
    Как считают многие исследователи, положение имперообразующего этноса в России было беспрецедентным. Государственная власть официально ставила все народы России в одинаковое положение, рассматривая их как субъекты гражданского и публичного права, однако самым обычным явлением в России (и, пожалуй, уникальным в мире) была гораздо большая степень эксплуатации имперообразующего народа, чем «покоренных» им. Этот, до недавнего времени с трудом принимавшийся нашим «общественным мнением» факт ныне признается практически всеми серьезными учеными, включая зарубежных46.

    Господствующей, «имперской» нацией русских, правда, теперь называют авторы псевдонаучных сочинений, выходящих главным образом в бывших союзных и автономных республиках СССР, но, конечно же, - бездоказательно, ибо сложно что-либо противопоставить данным о большей степени эксплуатации русского народа по сравнению с другими, какую бы из ее разновидностей мы не взяли - рекрутскую повинность, налоговый гнет или крепостничество в целом47. В России именно русским «пришлось вынести основные тяготы по превращению страны в европейскую державу», - заключает В.М. Кабузан48. «Масса русских крестьян жила хуже, чем большинство крестьян в других регионах империи, особенно западных», - пишет В.В.Трепавлов49.

    «Положение "Россия - тюрьма народов" меня настораживает, ибо в первую очередь царская Россия была тюрьмой для русского народа, - подчеркивает А.Н. Сахаров. - Хорошо было бы сравнить положение русских крестьян, рабочих, ремесленников с другими народами и регионами. По некоторым моим наблюдениям, когда мы делаем такие сравнения, они идут не в пользу русского крестьянства и рабочих». А.А. Преображенский в той же связи привел такой пример: «...Β России существовала многочисленная категория податного населения, именовавшаяся ясачными людьми. Это нерусские народности Поволжья, Севера, Сибири. Но исторические реалии были таковы, что ясачными числились тысячи русских крестьян, добровольно перешедших в это состояние»50.

    Еще один штрих к этой картине добавляет российский исследователь А.Миллер: «Русские... были центральной и наиболее многочисленной этнической группой империи. По целому ряду причин как минимум до начала 20 в. не вполне верно называть их доминирующей группой в том смысле, в котором британцы и французы доминировали в своих империях... Господствующее положение в империи занимало полиэтническое дворянство, а русский крестьянин долгое время мог быть, и был в действительности, крепостным у нерусского, не православного, и даже нехристианского, дворянина»51.

    Как заметил В.Д. Соловей, «империя питалась русской силой, но от этого взамен русские ничего не получали, кроме моральной компенсации, при этом всегда были "тягловой лошадью" и "пушечным мясом" империи»52.

    В этой связи некоторые современные исследователи приходят к заключению, что «поскольку русский народ нес основную тяжесть держателя империи и был основным материалом ее строительства, укрепления и расширения, то российское государство было скорее антирусским, чем прорусским. Российские самодержцы и диктаторы никогда не считались с масштабами жертв со стороны русских...»53. Другие же считают, что хотя русские и не стали имперским народом («умея повиноваться, они не привыкли господствовать»), «Российское государство не было, разумеется, антирусским. Оно, особенно в XVIII веке, было наднациональным и до последней степени дворянским»54.
    Последнее мнение ближе к истине. Злого умысла в отношении народа, являвшегося становым хребтом империи, у ее правителей быть не могло. Наибольшая тяжесть эксплуатации великороссов явилась следствием суровой объективной реальности. Русские, будучи самым крупным этносом России, в большинстве своем проживали в зонах, неблагоприятных для земледельческого производства: низкое плодородие почв, предельно сжатый (до 5 месяцев в году) цикл сельскохозяйственных работ, частые неурожаи из-за неустойчивости погоды и т. д. Поэтому в обществе с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта (каким было российское общество) русские и стали для государства основным источником изъятия этого прибавочного продукта55.

    Для определения статуса имперообразующего этноса в России весьма показательны поземельные отношения в местах смешанного проживания русских переселенцев и аборигенов. Российского правительство до начала XX в. придерживалось политики сохранения за коренными народами их родовых владений, а если и соглашалось на отступления от этого правила, то достаточно редко. Сохранились предписания «бить кнутом нещадно» тех, «кто у ясачных людей угодья пустошит», и «сбивати долой» переселенцев, устраивавшихся на ясачных землях. Известно немало случаев, когда во исполнение этих предписаний действительно ликвидировались как пашни, так и селения56. В результате в районах массового испомещения русских переселенцев (в Поволжье, Сибири) типичной была ситуация, когда лучшие земли в округе столетиями принадлежали не переселенцам, а представителям местных народов, так что русские вынуждены были пользоваться покосами, пастбищами и рыбными ловлями «за договорную плату», «по упросу», «по полюбовному договору» с «иноземцами»57. (В обыденном сознании коренных жителей такая ситуация порой находила оригинальное преломление: расселение в наиболее удобных для проживания местах они со временем стали истолковывать как доказательства большей сообразительности своего народа и глупости русских58.)

    ***

    В свете вышеизложенного более чем странным выглядят характеристики России как типичной («настоящей») колониальной империи59. Подобные взгляды присущи не только зарубежной историографии, но разделяются и теми отечественными исследователями, которые без серьезных обоснований объявляют колониями Российской империи самые различные ее регионы.

    Так, сотрудник аналитического отдела группы «Меркатор» Аркадий Попов понимает под империей (независимо от самоназвания и формы правления) «многоэтническое государство, в котором можно выделить метрополию с "титульным" населением и "нетитульные" колонии», и в то же время относит к «колониям» не только «национальные» регионы, но и «Тверь с Великим Новгородом»60.

    Идеологи «казачьего возрождения» считают «колонией Российской империи» Дон61. Некоторые сибирские историки объявляют колонией и свою «малую родину», а вооруженные столкновения русских с сибирскими аборигенами в XVII-XVIII вв. называют «колониальными войнами»62. Полагаем, что и здесь проблема не столько сущностная, сколько терминологическая.

    Ведь если исходить из общепризнанных представлений о том, что такое колониальная империя, то непременным ее атрибутом следует считать наличие у нее как колоний, так и метрополии, живущей за счет колоний в более благоприятных, по сравнению с ними, социально-экономических условиях и имеющей отличные от колоний формы административного управления и устройства. Примечательно, что даже историки старой советской «школы», воспитанные на представлениях о «России - тюрьме народов» и вплоть до 70-х гг. прошлого века на все лады склонявшие «национально-колониальную политику царизма», не считали возможным относить к колониям большинство окраин Российской империи. О Прибалтике, Литве, Белоруссии, Украине, польских землях и Финляндии вывод был однозначен: это не колонии. А для Новороссии, Предкавказья и Сибири делалась важная оговорка: «были колониями лишь в экономическом смысле» (т. е. являлись «сырьевыми придатками»)63.

    Применительно к XIX российскими колониями, с формальной точки зрения, можно с некоторыми оговорками признать «Русскую Америку», некоторые районы Кавказа да Среднюю Азию, но считать, что Россия жила за счет их эксплуатации - значит, сильно погрешить против истины. И Кавказ, и Средняя Азия были присоединены к России в первую очередь по военно-стратегическим соображениям, и в экономическом плане по меньшей мере до исхода XIX в. несли империи сплошные убытки64. А колонизация «Русской Америки» явилась, по историческим меркам, лишь кратким и мало что значащим для страны эпизодом...

    Поиски метрополии в Российской империи привели некоторых зарубежных историков к весьма оригинальным заключениям. Так, согласно утверждению Р. Суни, в России носителями функции метрополии выступали императорская семья вместе с помещиками и бюрократией65. Искусственность таких построений очевидна: в любом государстве, а не только в империях, правящая элита материально обеспечена лучше основной массы населения, в то время как в метрополиях «колониальные» доходы в том или ином виде распределяются практически по всем социальным слоям. Метрополия - это все-таки понятие прежде всего территориальное.
    Над сущностью Российской империи задумывались еще дореволюционные исследователи. Н.Я.Данилевский (в книге «Россия и Европа») утверждал, что колонизационные потоки из центра страны лишь расширяют единый, нераздельный круг русской жизни и не создают колоний западноевропейского типа. С.М. Прутченко в 1899 г., касаясь административной структуры Сибири, подчеркивал, что это была «кость от кости и плоть от плоти общерусского управления». А по мнению В.И.Ламанского, «можно говорить об азиатской России», но «едва ли когда будет возможно говорить об азиатской Англии, Франции, Голландии, Испании и Португалии»66. Среди современных авторов тоже немало тех, кто не считает Россию колониальной империей. Так, К.С. Гаджиев приходит к выводу, что Россия «не была метрополией, которая тем или иным образом эксплуатировала бы периферию и за ее счет обеспечивала бы своему населению более высокий уровень жизни»67. По мнению А.Н. Боханова, «Россия в общепринятом смысле никогда не была колониальной державой и тем качественно отличалась от западноевропейских империй. Он обращает, в частности, внимание на то, что «темпы экономического развития целого ряда окраин, так называемых "колоний" были значительно выше, чем во многих "чисто русских" исконных областях и районах (ситуация, совершенно немыслимая ни для Французской, ни для Британской империй)»68. Н.Лактионова отмечает такие отличия России от колониальных империй: «все ее жители находились под защитой единой системы законов», в то время как «в колониальных империях законы для колонизаторов и колонизуемых... различны»69.

    Подобной точки зрения придерживается и ряд других исследователей70. А Татьяна и Валерий Соловей в качестве объекта колониальной эксплуатации в Российской империи рассматривают не нерусские народы, а русских, указывая на то, что «великорусские крестьяне были закабалены сильнее других народов и в среднем хуже обеспечены землей. Русские несли основную тяжесть налогового бремени. Даже перестав быть количественным большинством в составе населения, русские все равно поставляли больше всего рекрутов в армию. Имперская ноша русского народа не компенсировалась какими-либо политическими или культурными привилегиями и преференциями его трудящемуся большинству. В общем, с середины XVI в. по 90-е годы XX в. имперское государство существовало и развивалось исключительно за счет эксплуатации русских этнических ресурсов - эксплуатации, носившей характер поистине колониальный»71.

    Нельзя, разумеется, отрицать и эксплуатацию нерусских народов. Ее просто не могло не быть при господствовавших в стране социально-экономических отношениях и формах правления. Объективные исследователи напоминают современным обличителям «колониальной политики царизма», что в России «строилась империя, а не рай на земле»72, и вместе с тем настаивают на разделении понятий феодальной (или капиталистической) и колониальной эксплуатации. «Существование национального угнетения в полиэтническом государстве вовсе не свидетельствует о колониальном характере управления», - пишет В.В.Трепавлов. А проблему расселения русских в «национальных регионах» он трактует следующим образом: «...колонизация вовсе не равнозначна колониализму, колониальной экспансии», и «если оценивать данный процесс без эмоций, то следует видеть в нем не колониальные аппетиты "царизма" или советского режима, а осуществление целенаправленной государственной политики, направленной в том числе на экономическое развитие окраин в интересах населения этих окраин»73.

    Немецкий историк А. Каппелер делает вывод, что «к российской дореформенной империи не подходит в качестве определения ее характера штамп "колониальной державы". Хотя элементы колониальной политики имели место... картине "колониальной империи" никак не соответствуют отсутствие превосходства в развитии метрополии над периферией; частичная дискриминация русских по сравнению с "колониальными" народами; в целом приоритет политико-стратегических целевых установок над экономическими. Запад России соответствовал модели колониальной державы еще в меньшей степени»74. Надо бы только добавить, что такая характеристика справедлива по отношению не только к дореформенной, но и пореформенной России...

    Возражая авторам псевдоисторических сочинений из бывших союзных и автономных республик СССР, рассматривающих свои народы в качестве жертв «колониальной политики царизма» и действий представителей «имперской нации», В.В.Трепавлов пишет: «Если... отойти от политизированных, конъюнктурных оценок, то оказывается, что русские вовсе не благоденствовали, как полагалось бы настоящим колонизаторам. Не начали они и беспощадную эксплуатацию "порабощенных" окраин. Вернее, русские наряду с населением национальных регионов подвергались такой эксплуатации со стороны государства»75.

    1См.: Вдовин А.И., Зорин В.Ю., Никонов А.В. Русский народ в национальной политике. XX век. - М., 1998. С. 4.
    2Цимбаев Н.И. Россия и русские (Национальный вопрос в Российской империи) // «Вестник МГУ». Серия «История», 1993, № 5. С. 27.
    3Трепавлов В.В. «Белый царь»: образ монарха и представления о подданстве у народов России XV-XVIII вв. - М., 2007. С. 203.
    4Чкуасели В. Неизбежность евразийства // НГ, 15.03.2001. С. 8.
    5История и историки. - М., 1995. С. 43-44.
    6Национальная политика России: история и современность. - М., 1997. С. 175.
    7Любимое Ю.В. Проблемы политической интеграции (Русская колонизация XVII-XVIII вв.) // Государство в истории общества (к проблеме критериев государственности). 2-е изд. - М., 2001. С. 161, 205.
    8Аванесова Г.А. Социокультурная динамика населения Сибири в рамках Российского государства // Цивилизации и культуры. Научный альманах. Вып. 2. Россия и Восток. - М„ 1995. С. 168.
    9Центральная Азия в составе Российской империи. - М„ 2008. С. 46-47.
    10Безотпосный В.М. Национальный состав русского генералитета 1812 года // ВИ, 1999, № 7; Каменский А.Б. Элиты Российской империи и механизмы административного управления // История империй: сравнительные методы в изучении и преподавании. Международная конференция. Москва, 7-9 июня 2003 г. (интернет: www.empires.ru).
    11«Общая газета», 2001, № 51. С. 5.
    12Трепавлов В.В. «Белый царь». С. 200.
    13См.: Большакова О.В. Российская империя: Система управления. (Современная зарубежная историография). Аналитический обзор. - Μ., 2003. С. 43.
    14Соловьев С.М. Сочинения. Кн. VIII. - М., 1993. С. 169; Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до XX века. - М., 1996. С. 502, 515; Очерки по истории Башкирской АССР. Т. 1. Ч. 1,- Уфа, 1956. С. 200-201.
    15Милое Л.В. Природно-климатический фактор и особенности российского исторического процесса // ВИ, 1992, № 4-5. С. 51; История России. XX век. - М., 1996. С. 18 (раздел А.Н. Боханова); Вдо- еин А.И., Зорин В.Ю., Никонов А.В. Указ. соч. С. 8.
    16История Чукотки с древнейших времен до наших дней. - М., 1989. С. 81-83; Зуев А.С. «Немирных чукчей искоренить вовсе» // «Родина», 1998, № 1. С. 38.
    17Любимов Ю.В. Указ. соч. С. 164; Зуев А.С. Присоединение Чукотки к России (вторая половина XVII-XVIII век). - Новосибирск, 2009. С. 393, 399.
    18Очерки по истории колонизации Севера. Вып. 2. - Пг., 1922. С. 79.
    19Якутия в XVII веке. (Очерки). - Якутск, 1953. С. 276, 283, 287.
    21Историкам давно известен пример с тунгусским «князцом» Зелемеем, говорившим своим соплеменникам: «Что вы, глупые люди, не разумеете и русских переводов не знаете, вы бы так же жили, как я, Зелемей, живу; самим вам известно, сколько я русских людей побил, а как над собой увижу какую немеру, то я к русским людям преклонюся, и до меня... русские люди лучше прежнего» (См.: Соловьев С.М. Сочинения. Кн. VI. - М., 1991. С. 568-569; Фирсов Н.Н. Чтения по истории Сибири. Вып. 1. - М., 1915. С. 28-29).
    21Якутия в XVII веке. С. 13; Павлов П.Н. Промысловая колонизация Сибири в XVII в. - Красноярск, 1974. С. 30-43.
    22Национальная политика России: история и современность. С. 53-54.
    23Там же. С. 92-93; Селищев Н.Ю. Казаки и Россия: Дорогами прошлого. - М., 1992. С. 148.
    24Цимбаев Н.И. Указ. соч. С. 30.
    25Трепавлов В.В. «Белый царь». С. 201.
    26Гумилев Л.Н. От Руси к России. - М., 1994. С. 291.
    27Вдовин А.И. Российская нация: Национально-политические проблемы XX века и общенациональная российская идея. 2-е изд. - М., 1996. С. 143.
    28См.: Дьяконова И А. Имперская внешняя политика России // ОИ, 1995, № 2. С. 196-197.
    29Зуев А.С. Сибирь: вехи истории (XVI - XIX вв.). - Новосибирск, 1998. С. 129.
    30Цит. по: Лурье С.В. Русские в Средней Азии и англичане в Индии: доминанты имперского сознания и способы их реализации // Цивилизации и культуры. Научный альманах. Вып. 2. Россия и Восток. - М., 1995. С. 253.
    31Измайлов И. Письмо с историей, или Счеты и просчеты имперских историков // «Мирас», 1992, № 11-12. С. 6
    32Абдулатпипов Р. Ответ критикам России, или О национальной гордости россиян // НГ, 22.03.94.
    33Замысловский Е. Занятие русскими Сибири // ЖМНП, 1882, Октябрь. С. 245; Буцинский П.Н. Заселение Сибири и быт первых ее насельников. - Харьков, 1889. С. 332, 334-335; Карлов В.В. Об основах этнического воспроизводства русского народа // «Вестник МГУ». Серия История», 1993, № 5. С. 50; Левандовский А. Сибирь из нас не «вытянешь»... // «Родина», 1995, № 2. С. 100; Зуев А.С. Сибирь: вехи истории. С. 128; Любимов Ю.В.
    Указ. соч. С. 157; Российская цивилизация. Учебн. пособие для вузов. - М., 2003. С. 39; Сибирь в составе Российской империи. - М., 2007. С. 29.
    34Гаспринский И. Русское мусульманство. Мысли, заметки и наблюдения // «Этнографическое обозрение», 1992, № 5. С. 93-94; Карлов В.В. Указ. соч. С. 50.
    35Лурье С.В. Русские в Средней Азии и англичане в Индии. С. 256, 257, 260, 268.
    36См.: Буцинский П.Н. Указ. соч. С. 332-335; Русские в Евразии XVII-XIX вв. Миграции и социокультурная адаптация в иноэтнической среде. - М., 2008. С. 41, 101-102.
    37Зуев А.С. Сибирь: вехи истории. С. 128.
    38Писатель Олег Платонов, отталкиваясь от этих слов Ильина и сравнивая Россию с великими европейскими державами, делает вывод, что «к Российскому государству неприменимо название "империя"» (Платонов О. Русская цивилизация // «Подмосковные известия», 06.04.94).
    39Очерки по истории колонизации Севера. Вып. 2. С. 78; Шунков β.Я.Очерки по истории земледелия Сибири: XVII в. - М., 1956. С. 428.
    40Национальная политика России: история и современность. - М., 1997. С. 180.
    41Коршунов С. Имперские амбиции и национальные интересы // НГ, 11.09.97. С. 5.
    42Шевелев В. Распад России неизбежен // «Подмосковье», 20. 12. 97.
    43См.: Зуев А.С. От завоевания к вхождению, или Как присоединяли Сибирь к России советские историки // «Родина», 2000, № 5. С. 63; Присоединение Среднего Поволжья к Российскому государству. Взгляд из XXI века. - М., 2003. С. 76-77; Трепавлов В.В. Образ русских в представлении народов России XVII-XVIII вв. // «Этнографическое обозрение», 2005, № 5. С. 102-118.
    44См., например: Миненко Н.А. Предания о чуди и народная концепция присоединения Сибири (К изучению этнокультурных контактов русских с сибирскими татарами // Этнические культуры Сибири. Проблемы эволюции и контактов. - Новосибирск, 1986. С. 46-59; Никитин Н.И. О взаимоотношениях русских и татар в Сибири XVII-XX веков // Проблемы социально-экономического и культурного развития Сибири XVII-XX вв. (Фронтир в истории Сибири и Северной Америки. Вып. 5). - Новосибирск, 2005. С. 29-37.
    45См.: Закат империй. Семинар // «Восток», 1991, № 4. С. 75; Каспэ С.И. Империи: генезис, структура, функции // «Полис», 1997, № 5. С. 33.
    46Очерки по истории колонизации Севера. Вып. 2. С. 79; Преображенский А.А. Урал и Западная Сибирь в конце XVI - начале XVIII. М.,1972. С. 171; Шунков В.И. Вопросы аграрной истории России. - М., 1974. С. 91, 176; История Сибири с древнейших времен до наших дней. Т. 2. - Л., 1968. С. 77,129-130,507; Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. - Новосибирск, 1982. С. 152; Цимбаев Н.И. Указ. соч. С. 23-32; Боханов А. По плечу ли России европейский камзол... // «Родина», 1995, № 8. С. 20-24; Тарановски Т. «Европейцы» и «восточники» // Там же. С. 24-25; Каппелер А. Включение нерусских элит в российское дворянство. XVI-XIX вв. (Краткий обзор проблемы) // Сословия и государственная власть в России. XV - середина XIX. Ч. 2. - М., 1994. С. 215-225; его же. Россия - многонациональная империя. Возникновение. История. Распад. - М., 2000. С. 92-94,121— 122.
    4747 Козлов В.И. О сущности русскою вопроса и его основных аспектах // «Вестник МГУ». Серия «История», 1993, № 5. С. 34; его же. Национализм, национал- сепаратизм и русский вопрос // ОИ, 1993, N 2. С. 51.
    48Кабузан В.М. Народы России в XVIII веке. Численность и этнический состав. - Μ., 1990. С. 63.
    49Русские в Евразии. С. 466.
    50История и историки. - Μ., 1995. С. 36,45.
    51Миллер А. Империя и нация в воображении русского национализма. Заметки на полях одной статья А.П. Пыпина // История империй: сравнительные методы в изучении и преподавании. Международная конференция. Москва, 7-9 июня 2003 (интернет: www.empires.ru).
    52ЛГ, 2007, № 44. с. 4.
    53Коршунов С. Указ. соч. С. 5.
    54Цимбаев Н.И. Указ. соч. С. 31.
    55Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. - М., 2001. С. 563-564.
    56Шунков В.И. Вопросы аграрной истории России. С. 69-70; Преображенский А.А. Урал и Западная Сибирь. С. 169; Дамешек Л.М. Историко-типологические модели инкорпорации нерусских народов в состав Российской империи: сибирский вариант // Проблемы социально- экономического и культурного развития Сибири XVII-XX вв. - Новосибирск, 2005. С. 43. Серьезные отступления от этого курса наблюдались лишь в начале XX в. при организации массовых переселений в Центральную Азию (см.: Национальная политика России: история и современность. С. 126-129).
    57См.: Зиновьев В.П. Обские рыбопромышленники XVIII - первой половины XIX века // Российское купечество от Средних веков к Новому времени. Научная конференция. Тезисы докладов. - М., 1993. С. 96; Никитин Н.И. О взаимоотношениях русских и татар. С. 32-34.
    58Трепавлов В.В. Образ русских в представлении народов России. С. 112.
    59Каррер д'Анкосс Э. Евразийская империя: История Российской империи с 1552 г. до наших дней. - М., 2007. С. 11.
    60Попов А. Это страшное слово «империя» // НГ, 13.01. 2004. С. 10.
    61См.: Вареник В.И. Происхождение донского казачества. - Ростов н/Д, 1996. С. 56 и др.
    62Резун Д.Я., Ламин В Α., Мамсик Т.С., Шиловский М.В. Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII-XX вв.: общее и особенное. - Новосибирск, 2001. С. 34,46,97,99-100; Зуев А.С. Отечественная историография присоединения Сибири к России. - Новосибирск, 2007. С. 105.
    63История СССР с древнейших времен до наших дней. Т. IV. - М., 1967. С. 357, 366-367.
    64См.: Северный Кавказ в составе Российской империи. - М., 2007. С. 247-248; Центральная Азия в составе Российской империи. - М., 2008. С. 136-137.
    65См.: Большакова О.В. Российская империя: Система управления (Современная зарубежная историография). Аналитический обзор. - М., 2003. С. 36.
    66Подробный анализ этих точек зрения см.: Ремнев А.В. Россия и Сибирь в меняющемся пространстве империи (XIX - начало XX в.) // История империй: сравнительные методы в изучении и преподавании. Международная конференция. Москва, 7-9 июня 2003 (публикация в интернете: www.empires.ru).
    67Гаджиев К.С. Национально-территориальные перспективы российской государственности // Цивилизации и культуры. Научный альманах. Вып. 2. Россия и Восток. С. 73-74.
    68История России. XX век. - М., 1966. С. 17-18.
    69Лактионова Н. Насильственное «самоопределение» нации // ЛГ, 2007, № 2. С. 4.
    70См., например: Баранов Н.Н. Имперское расширение России: геополитический аспект // Сургут, Сибирь, Россия. Международная конференция. Тезисы докладов. - Екатеринбург, 1994; Национальная политика России: история и современность. С. 174.
    71ЛГ, 2009, № 21. С. 4.
    72Вдовин А.И., Зорин В.Ю., Никонов А.В. Указ. соч. С. 8.
    73Русские в Евразии. С. 476-477.
    74Каппелер А. Россия - многонациональная империя. С. 122.
    75Русские в Евразии. С. 465.




    Источник: http://statehistory.ru
    Категория: Российская Империя | Добавил: Voxid (25.12.2013)
    Просмотров: 1601 | Теги: Россия тюрьма народа | Рейтинг: 5.0/1

    Всего комментариев: 0
    dth="100%" cellspacing="1" cellpadding="2" class="commTable">
    Имя *: Email:
    Код *:



  •  
  • Галерея

Рейтинг@Mail.ru